Будь здоров - Страница 127

127

Все эти мысли и чувства находились далеко на заднем плане. Все мое внимание было приковано мощными цепями жадного интереса к щебетанию моей любимой. Она рассказывала… о дочке. Я, конечно же, при каждой связи видел ребенка, но чаще всего спящим, поэтому все эти милые подробности: как Таллианочка крепко ухватила за палец и не отпускала; как она с упоением сосет грудь и какое это счастье самой кормить; какие у нее смышленые глазки и пухлые щечки… Я слушал жену и не мог наслушаться. Ласковое мурлыкание домашней кошечки иногда сменялось у нее грозным рыком тигрицы, защищающей своих детенышей, когда в рассказе встречались эпизоды с теми или иными… не совсем правильными с точки зрения Свенты, действиями кормилиц и нянек.

— Представляешь? и эта дура подсовывает моей девочке бутылочку с горячей! водой? Она же весь ротик ей ошпарить могла!

— Ну, наверное, не такой уж горячей…

— Горячей!! Она еще пыталась вякнуть, что вода была нормальной температуры!

— Теперь эта девушка, небось, лечится от заикания?

— Ну-у-у-у-у… почти.

Так за разговором мы переступили порог больницы. К нам навстречу подбежала с испуганными глазами младшая помощница и попросила поспешить в кабинет госпожи Торсилезы. Та, дескать, в шоке, а персонал в растерянности. Со всей возможной скоростью я поспешил на помощь, теряясь в догадках, что же могло произойти такого. Свента инстинктивно ухватилась за рукоять кинжала, который снова нацепила на себя после завтрака, и бросилась следом за мной.

Торсилеза сидела за своим столом и огромными глазами, не шевелясь, созерцала входную дверь. Моего появления она будто и не заметила. Я подошел к столу и помахал рукой перед ее лицом.

— Что случилось? — крикнул ей в ухо.

Она отмерла; затрясла головой; взгляд стал осмысленный.

— Господин Филлиниан, здесь только что был господин Боантир… — он умолял срочно подготовить ему документы на пожертвование в пользу нашей больницы пятисот корон!.. Этого не может быть! Понимаете?! Боантир умрет, но не расстанется с такими деньгами…, да еще добровольно! Я не понимаю, что происходит? Может город наш всем миром решил сойти с ума?

— Ну, что вы, госпожа Торсилеза. Никто с ума не сходил. Просто этот господин в приступе искреннего раскаяния, терзаясь муками совести, из-за своего неправильного поведения, имеющего место быть совсем недавно в вашем кабинете, захотел таким образом загладить свою вину…

— Я знаю Боантира много лет…, его весь город знает…, он и умирающему сыну бесплатно стакан воды не подаст!

— Просто я его немного сразил своими аргументами, а он признал мои доводы основательными для принятия именно такого решения. Кстати, куда он убежал? Не знаете?

— Сказал, что в банк: немедленно перечислить сумму и уехать куда-нибудь…, так он бормотал, когда убегал от меня с документами.

— Ну, пусть себе едет… желательно туда, где нет людей… Госпожа Торсилеза, позвольте представить вам мою жену Свентаниану деи Брасеро… Свента, это — исполняющая обязанности заведующей больницей госпожа Торсилеза.

Женщина к тому моменту успела встать из-за стола — обе тепло улыбнулись друг другу и обменялись реверансами.

— Позвольте оставить вас, поскольку я еще должен совершить утренний обход.

Этот обход меня порадовал — было всего пять больных, активно идущих на поправку — в том числе и сын Боантира. Мало того, судя по переглядываниям с моей помощницей, его состояние здоровья позволяло ему не только тихо есть кашку и медленно прогуливаться, держась за стеночки…, а лучше за талию хорошенькой помощницы, но и вовсю флиртовать. Раз так — готовим к выписке. Это решение явно не понравилось помощнице. Она вздохнула, но покорно отметила в карте мое распоряжение.

Закончив осмотр, перед амбулаторным приемом заглянул к Торсилезе. Женщины о чем-то увлеченно разговаривали, и им было не до меня. Видимо Свента рассказывала о дочке, перемежая повествование крайне важными для обеих пояснениями: что сейчас носят в столице. Для прекраснейшей половины человечества вопрос «что надеть» — важнее, чем для мужчин — «с кем война». Чтобы не мешать высоконаучной беседы двух профессионалок, я отправился с крайне серьезным делом на кухню. Там мне особенно нравилось инспектировать пирожки с яблоками — настоящее произведение искусства местного повара. Тот своих секретов от меня не скрывал, поэтому я быстренько записал рецептик и для закрепления знания несколько раз в свободное время испек под его чутким руководством пару лотков.

Однако, добраться до слюноточивой цели мне сегодня было не суждено. В приоткрытую дверь кухни я услышал голоса — помощницы наперебой просвещали повара, рассказывая о нашей встрече с женой, и… то, что этому предшествовало. Я не удержался и остался под дверью послушать занимательную историю.

Оказывается, в больнице под видом элморца Филлиниана работает самый настоящий лоперский или гонмарский принц Алониус, тайно обучающийся на лекаря в столичной академии. Здесь он учится, потому что наша академия — самая лучшая в мире. Во время учебы он познакомился с девушкой и без памяти влюбился в нее, не зная, что она дочь могущественного герцога. Та ответила ему взаимностью и два любящих сердца тайно — опять тайно! отметил я — воссоединились пред алтарем Богини Жизни. Этим летом Алониус уехал на каникулы домой навестить своих родных и, возвращаясь обратно в Элморию, подвергся нападению отряда мятежников. На помощь ему пришел героический, верный королю граф, который ехал с дочерью отдыхать в свой горный замок. После страшного боя, где принц в одиночку поубивал то ли двадцать, то ли тридцать, а некоторые говорят — целую сотню врагов, граф, истекая кровью, из последних сил попросил спасти его единственную дочь и тут же умер у него на руках. Спасти его, даже такому искусному лекарю, как Алониус, было невозможно. Вместе с графиней остались в живых только мальчишка-слуга и служанка. Долго они шли, преодолевая суровые горы. Не раз на них нападали дикие звери; лавины и камнепады подстерегали за каждым поворотом узенькой горной тропки, стремясь увлечь в бездонные пропасти; мороз и снег пытались лишить их последних остатков тепла, но герои упорно продвигались вперед. Алониус шел, держа имя любимой на устах — она, как путеводная звезда, вела маленький отряд и грела его душу. Частичками этого тепла он щедро делился со спутниками — так они и смогли перейти через жестокие горы.

127