Услышав подозрительный скрип, моя точка интуиции, независимо от сознания, привела ноги в движение, и я побежал со всей прытью, на какую был способен, прочь от входа. Надо сказать, вовремя. Грохот. Мрак. Магическое зрение подтвердило слова разведчика о том, что в пещере один единственный вход, он же выход, в настоящий момент совершенно недоступный. Слава Богам, безобъемная сумка с припасами осталась при мне, а я, как запасливый суслик, не забыл вложить в нее неприкосновенный запас еды на три дня.
Везет же мне на камнепады. Такое впечатление, что горы не хотят меня отпускать. Согласно легендам, в Грассерских горах, правда, не здесь, а северо-западнее, где-то в их глубине, в местах, недоступных человеку, располагаются чертоги Богов. Туда после смерти попадают души умерших и, согласно заслугам в этой жизни, либо обзаводятся роскошными апартаментами и существуют в удовольствии и неге, либо попадают во мрак и ужас подземелий. Похоже, мне еще при жизни Боги указывают на неправильность моего жития, хотя я так и не понимаю, что делаю не так. Вроде вдов и сирот не обижаю. Без крайней нужды не убиваю. В праздности не живу. Какая же это праздность при той напряженности учебы, которая свалилась на меня в середине второго курса в виде проникающего огнешара? Говорят, однако, что Боги иногда подбрасывают человеку испытания, ведущие его по пути самосовершенствования. Этой версии отношения ко мне Богов я и решил придерживаться. Вывод из такого понимания ситуации был прост. Если это испытание Богов, то спасения извне я не дождусь. Это же подсказывала и элементарная логика — потенциальные спасатели, во-первых, должны быть уверены, что спасать есть кого.
Допустим, я как-то исхитрился, сумел поставить купол и не дал нежити себя убить, пока занимался этим делом. Тогда, во-вторых, они должны иметь силы на операцию по спасению, а, судя по нашему прорыву, с одним оставшимся целителем, если даже взять с собой всех егерей, через эту тучу монстров им не пробиться. Таким образом, наличными силами спасать меня — погубить напрасно весь отряд. Наконец, в-третьих, даже прорвавшись сюда, они найдут только заваленную пещеру и, скорее всего, решат, что, если меня не сожрали монстры, то непременно завалило камнепадом. По моим прикидкам, пробивать сюда проход — это метров сорок камня — целителю придется почти сутки, ни на что другое не отвлекаясь. Я бы пробивал очень медленно, постоянно проверяя, нет ли тела под камнями. Думаю, другие стали бы действовать точно также. А кто при этом будет сдерживать монстров?
Может быть, все мои рассуждения были верхом абсурда, но мозгов после боя у меня явно остался самый минимум и тот, скорее всего, управлял шевелением ушами. Мне показалось, что пробиваться через подземные туннели будет хорошей идеей, и я с энтузиазмом принялся за ее осуществление. Чтобы дело заладилось, необходимо в первую очередь… хорошо поесть. Логика здесь простая и очевидная. Какой шаг самый трудный на пути к цели? Думаю, любой скажет — первый. Остальные шаги делаются уже гораздо легче. А если первый шаг — это обед, который вы любите и умеете с чувством и толком поедать, то самое трудное и безнадежное дело превращается в легкую прогулку.
После еды я лег поудобнее и стал, разбив условно все пространство пещеры на квадраты, тщательно их просматривать. Шагах в десяти ближе к тупику, слева и немного вниз просматривалась пустота, отделенная от моего пространства всего лишь полутораметровой каменной перегородкой. Я, не мешкая, соорудил проникающий шар диаметром чуть побольше моей за… талии и со всей возможной скоростью ввинтил его в породу. Здесь не надо было опасаться, что камни от моих действий рухнут на меня. Это уже потом я понял, что все далеко не так просто, но тогда действовал без всякой опаски. Вы спрашиваете, что за странная единица измерения шара? Ничего странного. Был у нашей кухарки в Брасеро кот — вальяжный, откормленный, неторопливый, пушистый и очень красивый. Однажды, играя во дворе, мы с мальчишками увидели занимательное зрелище — кот погнался за крысой. Та была ему под стать. Такая же вальяжная и откормленная. Их гонки напоминали забег дворецких двух герцогов — надо и достоинство соблюсти, но и рвение продемонстрировать. Кот долго преследовал крысу по пятам. Той, видимо, это надоело, и она шмыгнула между прутьев ограды. Преследователь последовал за ней и… застрял. Причем с нашей позиции мы видели только застрявший кошачий филей и хвост трубой. Сначала этот филей вилял неторопливо и с достоинством. Не помогло. Потом кот попробовал сдать назад. Тоже не получилось. Тогда он, плюнув на барские замашки, начал рваться, как совершенно обычный помоечный зверь. Мы уже собирались кинуться ему на помощь, но тут под душераздирающее «Мя-ау-у-у-у!» задняя часть животного чуть ли не с хлопком проскочила таки через ограду. Крыса немного полюбовалась зрелищем со своей стороны, потом, казалось, усмехнулась в усы и неторопливо побежала по своим делам. Вот с тех пор я не очень то верю утверждению: «Если голова прошла — все остальное тоже пролезет».
Шар закончил свою работу и у меня начался трудный путь к свету Солано. В своем продвижении я вновь руководствовался правилом левой руки, хотя понимал, что горы вряд ли придерживались каких-либо правил при образовании этих пещер, ходов и лазов. Здесь я на собственной шкуре ощутил, за что горнякам платят приличные деньги за их труд. Я проползал, где на животе, где на корточках, тесные лазы, перепрыгивал мелкие расселины, шел по узким карнизам над бездной. Запасы еды и одежды из моей безобъемной сумки подошли к концу. Я надел последнюю мантию, как ни заделывай магией рваные вещи, но без соответствующих материалов — растительных волокон — восстановить их было невозможно, и доел последний сухарь. На какой день путешествия это случилось, я не знаю. Смены дня и ночи здесь не наблюдалось. Кинжал, выданный мне в дорогу Свентой, я в самом начале повесил себе на пояс, чтобы был под рукой. Иногда приходилось, заталкивая его в щели, подтягивать свою тушку к очередным подземным горизонтам. Чувство голода со временем притупилось, но апатия и равнодушие все чаще стали сменять оптимизм и жажду победы над горами.