Будь здоров - Страница 86

Держа кинжал прямым хватом, я отбил укол в грудь первого и тут же резанул его по горлу. Справа медленно вытягивался в выпаде второй. Я, продолжая движение, отбил его шпагу вправо и не медля направил кинжал в незащищенное горло, с усилием продираясь через густой воздух. Легкий толчок в руку и я обратным движением выдергиваю оружие из пробитой насквозь шеи врага. Первый в это время, фонтанируя кровью из разрезанного горла, уже начал заваливаться вперед. Третий и четвертый еще только разворачивались ко мне. Всем телом толкаю покойника на третьего, делаю, приседая, шаг вперед правой ногой и режу ему бедро, вскрывая вену. Теперь, если быстро не оказать помощь, смерть от потери крови гарантирована. Однако, если у него есть лекарский амулет, то выйдет из строя он ненадолго. Шаг левой с поворотом корпуса. Я у него за спиной и, используя инерцию собственного тела, бью локтем под основание черепа. Толчок. Что-то бело-красное брызгает во все стороны, а я оказываюсь лицом к лицу с последним врагом. Тот уже успел нанести рубящий удар наискось и его шпага неторопливо и неумолимо приближается к моей шее. Сознание мое регистрирует происходящее не вмешиваясь, а развитое подсознание с немыслимой скоростью просчитывает варианты, выбирает оптимальный, и по магическим каналам передает сигналы группам боевых рефлексов, а те — команды мышцам. Тело действует, казалось бы, самопроизвольно, с той скоростью и точностью, которую, рассказывают, проявляют люди, страдающие снохождением. Кинжал резко бьет по лезвию шпаги, отбивая ее влево. Короткое дуговое движение вниз — дага отбита вправо. Шаг вперед с выпадом — кинжал стремительно, как жало осы, пробивает гортань красно-синего и возвращается назад в позицию защиты.

Глаза последнего врага мне запомнились особенно четко. В них были азарт и безумие боя, жажда победы и предвкушение гибели противника…, жизнь и даже вдохновение. Затем недоумение, туман боли, предвестие смерти, безмерная тоска и ужас. Я возвращаюсь в режим нормального восприятия. Меня шатает, в голове круговращение, неприкосновенный запас нитей стремительно убывает. С минуту продолжалось такое состояние, потом все пришло в норму. Я, уже не задумываясь, восстановил запас и осмотрелся. Победа была полная. Меня еще раз шатнуло, уже откатом. Приступ резкой боли, сплавленной с горечью и тоской на фоне угасающего взгляда последнего врага, окатил меня с головы до ног медленной тошнотворной волной. Я несколько раз выдохнул, сконцентрировался на самовосстановлении и отрешился от реальности. Волны боли прошлись несколько раз по телу, затухая, и, наконец, оставили меня в покое.

Пока я занимался собой, бойцы собрали своих убитых отдельно, тяжелораненых отдельно. Всего граф потерял убитыми семнадцать человек. Ранены были все. Тяжело — восемь человек. Я подошел к тяжелораненым, которых разместили на фурах с максимально возможными удобствами. Несколько солдат, как умели, перевязывали своих товарищей, но явно были в растерянности, не зная, что надо делать еще, чтобы помочь.

Маскировка маскировкой, но оставить людей умирать я был не в силах. Выбрал самого тяжелого. Подошел к нему, и, отобрав чистое полотно у солдата, решительно спросил.

— Зелья есть какие-нибудь?

— У нашего костоправа были какие-то, но он погиб, и мы не знаем…

— Быстро его сумку сюда, — приказал я таким тоном, что солдат не посмел ослушаться и бегом бросился к фурам, перевозившим вещи воинов. Вскоре он вернулся, выполнив поручение.

В сумке оказался неплохой армейский набор первой помощи и даже несколько лекарских амулетов. Дальше пошла привычная для меня работа. Я бинтовал, сшивал, присыпал порошками и поливал зельями. Не стесняясь, вовсю использовал лекарские магусы, оставив исцеление на потом. Главное, как и говорили мне наставники целители, оказать сначала быструю магическую и немагическую первую помощь, чтобы выиграть время у смерти. Я покрикивал на солдата, который безропотно мне помогал, и продолжал делать дело, не оглядываясь на окружающих. Когда я успел скомандовать нагреть воды, не помню, но и это кем-то было выполнено со всей возможной скоростью. В какой-то момент приживил отрубленную руку, лежавшую рядом с воином, и даже не обратил внимания. Сделал это как нечто само собой разумеющееся. Кончились тяжелые и я начал помогать легкораненым. Без сожалений разматывал то, что они успели друг другу накрутить, промывал, сшивал, поливал зельями и магусами. В очередной раз омыл руки и повернулся к следующему…, а следующего и не было.

Я устало стал опускаться на землю. Меня бережно поддержали под руки, расстелили плащ, подсунули откуда-то появившуюся подушку и осторожно усадили. Я немного перевел дух и огляделся. Все, кто мог ходить, стояли вокруг меня и смотрели с восторгом и восхищением, как на явление всех Богов разом. Взгляд мой зацепился за фигуру графа. Он смотрел на меня точно так же, как все, но более внимательно и… оценивающе. Я, было, попытался встать, чтобы подобающим образом поприветствовать его — вспомнил, что здесь я слуга, и роль моя еще не закончилась, но он жестом меня остановил.

— Сидите, Алониус.

Я опять же не сразу понял, к кому он обращается, да еще на Вы, и рефлекторно обернулся, чтобы посмотреть на того типа, которому разрешили сидеть в присутствии господина. Наконец, до меня дошло, что Алониус это, с некоторых пор, моя скромная персона, и я вновь опустил свой мозговой центр на подушку. Как теперь выкручиваться и что говорить, мозги, умостившись на мягком, категорически отказывались подсказывать. К графу осторожно подошел лакей и что-то прошептал на ухо. Глаза вельможи блеснули пониманием.